Михаил Клягин — российский музыкант, гитарист, аранжировщик, композитор и преподаватель. «Кукуруза», «Воскресенье», «Лицей», «Браво» — только вершина списка той объёмной музыкальной работы о которой пойдёт речь в интервью на страницах «Сенсаций.Нет».
Не только на российской, но и на мировой эстраде по настоящему талантливых авторов текстов и музыки в разы меньше, чем просто одарённых. А уж успешных авторов-исполнителей ещё меньше. Про людей не являющихся «лицом» того или иного музыкального проекта зачастую известно мало, да и интерес они вызывают только лишь у самых преданных и дотошных фанатов. А между тем, достаточно прочитать интервью с Игорем Хомичем (гр. «Машина Времени»), Михаилом Владимировым (гр. «Чиж и Со») или Дмитрием Четверговым, чтобы понять — все случайности не случайны и история творческого успеха многих известных людей могла бы сложиться совершенно иначе, не будь на вторых ролях людей вроде нашего сегодняшнего собеседника — Михаила Клягина.
— Хочется начать с вашей полистиличности. Несмотря на то, что больше всего вы известны, как гитарист Евгения Маргулиса, при этом вы являетесь человеком широких музыкальных вкусов.
— Да, есть такое.
— Бытует мнение, что в большом количестве случаев, по большому счёту, музыкант, что слушает — то и играет. Понятное дело, что музыка — ваша профессия и технически вы должны уметь играть всё. Но конкретно у вас к каким стилям больше лежит душа? Или у профессиональных гитаристов нет любимой музыки?
— У меня всё зависит от настроения. Сегодня любимой может быть одна, а завтра — другая. Вчера я слушал ранний джаз, а сегодня — современный рок. Стараюсь не ограничивать себя какими-то стилями. Везде что-то нравится, везде могу что-то для себя подчерпнуть и утащить в коллекцию.
— Арт-рок и хейви-метал тоже есть в этой коллекции?
— Арт-рок, конечно, в меньшей степени. А хейви-метал… Да! Более того, в моей жизни был период, когда я играл хард-рок, хейви-метал и трэш-метал.
— С высоты жизненного и творческого опыта нет ощущения, что все эти кожаные «косухи», шипы, длинные волосы и яростное звукоизвлечение — некое баловство, которое надо оставить где-то в молодости?
— Я до сих пор с удовольствием иногда слушаю тяжёлый рок. Правда, потом понимаю, что казавшиеся «тяжёлыми» — те же Black Sabbath, скорее играли блюз, хотя и в новом для тех лет звучании. Но мы-то в те времена корневой музыки не знали, поэтому «Саббаты» воспринимались как некое откровение.
— Вот кого ни спроси из музыкантов, когда дело касается музыкальных предпочтений или ориентиров, все называют иностранных исполнителей, но играют при этом, конечно же, в отечественных командах. Некоторые открыто говорят об ущербности и вторичности русскоязычной рок-музыки. Как у вас с этим? Вы признаёте отечественный рок или просто вынуждены его терпеть, подстраиваясь к существующим реалиям?
— Конечно же, я слушаю русскоязычную музыку и у меня множество друзей среди отечественных музыкантов, с творчеством которых я хорошо знаком, поскольку слушаю их песни. Как можно пройти мимо, скажем, Алексея Дмитриевича Романова и группы «Воскресение»? При этом, своими друзьями я могу назвать группу «Слот». И в то же время, мои друзья — группа «Голубые береты», которым я помогал записывать альбомы и у которых есть масса мелодичных красивых романсов на русском языке.
— Такое отношение к отечественной музыке было всегда?
— Я близнец по гороскопу, поэтому не ставлю себе каких-то границ. Хотя, судьбоносным моментом можно назвать мою службу в армии. Как раз туда я пришёл гитаристом-металлистом. И мне мой друг-сослуживец, который играл на ударных в том же оркестре, что и я, сказал: «Металл — это только одна сторона яблока, от которого ты откусил один маленький кусочек». Мне было где-то восемнадцать лет в тот момент и я стал слушать разную музыку, открывая для себя от случая к случаю новую музыку.
— А какой это был примерно год?
— Если мне память не изменяет, то 1988-й. Тогда я и перешагнул тот порог, когда металл стал одним из множества любимых стилей, а не единственным. И если блюз я тогда сам как-то начинал слушать, то в джаз бы самостоятельно погружаться точно не стал. А тут одновременно моему слуху предстали Джеф Бэк, Джордж Бенсон и Чик Кория. Дальше «копал» уже сам и докопался до Джима Холла, Вэса Монтгомери и Джанго Рейнхардта.
— И опять знаковые имена западных музыкантов! А вот до «металлизма» и дальнейшего развития — в детстве — были ли у вас какие-то музыкальные предпочтения?
— Сейчас подумаю… Просто, на самом деле, у меня в Москве была не самая плохая школа. Родители моих одноклассников выезжали за границу и привозили иностранные пластинки — от новомодных Boney M, до… И самое главное, в тот момент я учился в музыкальной школе по классу ударных и мне очень нравилась музыка духовых оркестров. Получается, с детства я слушал самую разную музыку.
— А во сколько лет пошли в музыкальную школу?
— В десять лет. Почему-то мне захотелось именно на ударных играть, хотя до барабанной установки я тогда не дошёл — это было уже в оркестре им. Локтевых, где начинали многие музыканты Москвы. В музыкальной школе я играл в основном на малом барабане.
Оркестр — это прежде всего, командная игра. Играть в команде — важный навык. И уже не важно, ансамбль это с дудками или рок-группа. И пока совместная магия не будет поймана, на лад дело не пойдёт.
— Как в ваших руках оказалась гитара?
— Самостоятельно учиться играть на гитаре я начал параллельно с музыкалкой, но потом ушёл оттуда, поскольку на гитаре стало играть гораздо интереснее. А дальше, практически сразу, я окунулся в тот самый хэви-металл и стал играть в группе «Матадор». Мы выступали в школах и даже на каком-то конкурсе. Даже были сделаны записи, но они, к сожалению, потерялись.
— Бич вашего поколения…
— Точно. Все записи были сделаны на кассеты и в итоге куда-то исчезли.
— В армии тоже по музыкальной части служили?
— Изначально сразу попал в войска связи, поскольку где барабаны, там и «точка с тире». Потом уже в оркестре освободилась вакансия барабанщика. Дали на проверку ноты какого-то этюда барабанного, я с листа прочитал всё без ошибок и тут же был принят. Помимо оркестра, мы там собрали группу, сочинили песни и сделали записи, часть из которых сохранилась. На гитаре там, кстати, играл Арсен Шомахов, который сейчас является одним из известных канадских гитаристов. В той группе я отвечал за бас-гитару.
— А что играли? Песни советских композиторов?
— По красным датам и на концертных площадках в близлежащих сёлах, мы играли классический набор советского ВИА и, конечно же, патриотику. А для себя лично, и на радость личному составу части, мы полностью сочинили англоязычную рок-программу, записали альбом, но к сожалению, сохранилось только три песни, которые по странному стечению обстоятельств в конечном итоге были найдены в Израиле.
— К Маргулису вы попали уже в конце девяностых. Чем занимались до этого?
— После армии я пошёл учиться в Московский колледж импровизационной музыки, тогда он назывался джазовой студией «Москворечье». Закончив обучение, я с тех пор там преподаю года эдак с 1995-го. Впоследствии, конечно же, пришлось сдавать некоторые дисциплины, чтобы стать дипломированным преподавателем. До сих пор приходится иногда проходить курсы повышения квалификации. Иногда бывает даже интересно.
В середине девяностых в Москве стало появляться какое-то клубное движение, стали открываться великолепные клубы, одним из которых был «Арбат-блюз клуб», который сделал очень многое для формирования правильной музыкальной тусовки, не побоюсь этого слова, всей страны. Поиграть и послушать туда приезжали люди со всего СНГ. Концерты там были дважды — вечерний и ночной. Вначале нас ставили в ночь, а когда мы стали покруче, стали доверять и вечерний выход.
— Как произошло знакомство с Евгением Маргулисом?
— У нас был общий барабанщик Анатолий Бельчиков, который как-то сказал, что Маргулис ищет гитариста. Он нас и познакомил. Моя кандидатура Женю полностью устроила. Так всё и получилось.
— Неужели до этого момента вы нигде не пересекались?
— Конечно, нет. Слушал рассказы барабанщика о том, как они туда съездили на гастроли, сюда съездили на гастроли. Только в студии и познакомились.
— «Машину Времени» вы знали? Любили?
— Конечно! Все когда-то начинали с песен «Машины Времени». «Марионетки» и «Солнечный остров» были уже своеобразными «стандартами».
— Но вы же ещё играли какое-то время и в группе «Кукуруза»!
— Да, мы с ними были знакомы с середины девяностых, когда они вернулись из Америки. Они мне подогнали большое количество классной музыки, которая здесь была малоизвестна и достать её было непросто. В какой-то момент гитарист Михаил Веников ушёл от них в очередной раз, мне позвонили и сказали: «Приходи!».
— Вы там довольно долго задержались, но в итоге не остались. Почему?
— Примерно в то же время я попал к Володе Преснякову. Младшему. С ним я играл добрый десяток лет. Стало просто сложно совмещать всё, чем занимался в тот момент.
— А чисто в музыкальном плане сложно было совмещать столь полярные проекты? Где «Кукуруза» и где Пресняков.
— Мне это всё нравилось и это всё меня вполне устраивало. Володя сам отличный артист. Я всем привожу в пример, что он едва ли не единственный артист на эстраде, который может пропеть или простучать любую партию любого инструмента в своём репертуаре. Поэтому, если он говорит, что что-то не так, он ещё и указывает где это «не так». Он отличный музыкант, который может «обосновать» и общение с таким профессионалом тебя самого двигает вверх.
— То есть, в вашем конкретном случае, работа в коллективе поп-звезды, была не чисто коммерческой историей?
— Однозначно. Интересная музыка, интересные аранжировки. Грубо говоря, в «фанерной обойме» я бы даже не стал участвовать — это точно мне не интересно. У нас с Володей сложились хорошие дружеские и профессиональные отношения, которые мы с удовольствием поддерживаем до сих пор. Я недавно даже подменял их нынешнего гитариста, когда тот по какой-то причине не смог участвовать.
— А были и предложения постоять в «стенке» под фонограмму? Почему отказались? Довольно лёгкий же заработок!
— Да, конечно были! Но не сказать, что там какие-то большие деньги можно было заработать. Гораздо выгоднее было пойти в палатку на рынок торговать.
— Не было хоть раз ситуации, когда говорил себе: «Всё! Надоела эта музыка! Пойду в палатку торговать — там спокойнее и денежнее»?
— Да, нет… Поскольку, я, так сказать, «дёргаю отовсюду», у меня нет никакого «дня сурка». Где-то преподаю, где-то работаю в студии, где-то концерты — всё это до сих пор мне интересно. В какой-то момент стал играть меньше на гитаре, но тут свою роль, как не трудно догадаться, сыграла пандемия, поскольку не стало того привычного количества концертов, а следовательно, практики. Было очень непривычно, но теперь можно двигаться дальше.
— Если взять, скажем, три ярких момента в вашей музыкальной биографии — Владимира Преснякова, группу «Кукуруза» и Евгения Маргулиса. Какие из песен вы считаете квинтэссенцией их творчества на данный момент? Возможно, есть такие произведения, которые простому зрителю не кажутся столь глубокими и классными, как вам, человеку, работающему непосредственно с артистом.
— Разумеется, очень сложно выделить что-то одно. У Жени множество песен, которые я играю с большим удовольствием. Но есть песня «Новая весна тебя убьёт», которая звучит на концертах очень редко. Шикарнейший номер, глубокий текст. Буквально несколько дней назад был у нас концерт, на который пришёл Костя Кулясов из группы «Анимация» — я помогаю им записывать новый альбом. И вот он после концерта спрашивает: «А почему вы не сыграли „Не плачь обо мне“? Я шёл на концерт ради этой песни!». Мне она тоже нравится, хотя так же играем её редко.
Если брать «Кукурузу», то я выделю песню «За камень». А вот песня «Ветер» моего авторства, хотя и не принадлежит, наверное, к «золотым хитам» группы, однако побывала в хит-параде «Нашего радио».
А у Володи Преснякова, песни «Замок из дождя» и «Странник» — великие… как это сказать… не «одноклеточные» произведения с интереснейшими гармониями и аранжировками.
— Как вы думаете, случится ли в вашей жизни что-нибудь такое, про что вы — закалённый профессионал — с удивлением скажете: «Вау! Я такого не ожидал»?
— Вполне возможно. Сложно загадывать. Много работы с Евгением Чаркиным и его группой Genial Band, с певицей Darïya. Это интересно. Есть, что делать.
— А как же современные тенденции с упрощением музыкально-текстовой составляющей и увеличением громкости? Такая подводка к современному коммерческому рэпу. А то мы всё про музыку, гитары, «заниматься» и так далее.
— Это окружающая реальность и от неё никуда не деться. Надо комбинировать. У меня есть произведение «Хит-боп», где я попытался джазовый стиль «бибоп» сыграть в стиле «хип-хоп». Под это дело я придумал и зачитал поверх рэповый текст. Зачем пытаться с этим бороться, если там есть большое количество интересных ритмических идей, которые можно взять и у себя с успехом применить.
— В разговоре с Машей Кац, она сказала, что с одной стороны, публика — не дура и всё видит и понимает. С другой стороны, социальный запрос на искусство в области развлечений, эстрады и популярной музыки перестал существовать. Эдакий социокультурный феномен, где выбор остаётся за зрителями, а качество — на совести каждого отдельно взятого артиста.
— Как условный артист, согласен полностью. Неси свой свет. В чём смысл? Бегать к каждому человеку и говорить, что он не прав? Да ты сам не прав, поскольку нет у тебя права судить кого-то. При этом понятно, что какие-нибудь тексты про гениталии зайдут широкой публике гораздо лучше, ввиду своей хайповости. Ну, так неси другую музыку и делай её настолько хорошо, чтобы у окружающих не было шанса обратить внимание на что-то другое.
— Откуда же брать силы на борьбу в этих условиях современных музыкальных реалий?
— Главное не сдаваться и понять, что борьбы-то никакой нет. Это образ жизни — найти своё любимое дело и делать его.
