Маша Кац — рыжая лошадка отечественной эстрады

Героиня сегодняшнего интервью практически никогда не была в первом ряду отечественной эстрады, но её авторитет в этой сфере весом и стабилен, несмотря на хрупкое равновесие круговерти мимолётных музыкальных трендов. Первая участница «Евровидения» от России (1994 г.), бэк-вокалистка «золотого» состава «Лиги Блюза», педагог по вокалу, студийный вокальный продюсер, участница шоу «Голос» (2015 г.), её голосом поют мультипликационные персонажи в «Рапунцель» и «Анастасии»… И ведь это только вершина айсберга! Подробное интервью с Марией Кац от нашего музыкального обозревателя Василия Виноградова.

От автора: Сказать честно, никогда бы не случилось этого, без преувеличения увлекательного, интервью, не погрузись я в историю группы «Лига Блюза» в связи с безвременным уходом лидера этой команды Николая Арутюнова.

— Как Вы попали в «Лигу Блюза» и чем она осталась в вашей жизни?

— Я попала туда очень молоденькой девочкой. Сначала меня пригласили в студию записываться и лет мне было около семнадцати.

— А как это такое происходит? Просто взяли и пригласили?

— Я думаю, что Николай был, как всегда, в поиске вокалисток. У него всегда пели, без ложной скромности скажу, лучшие девочки Союза. До меня там были такие звёзды, как Анциферова, Фролова, Минина. Чуть раньше меня туда пришла моя подружка Олеся Туркевич. И вот он был озадачен этим вопросом, а кто-то из наших общих друзей-товарищей подсказал ему меня попробовать.
В студии Стаса Намина я пела бэки в «Ваша дочь», которая потом вошла в первый альбом «Лиги Блюза», выпущенный на виниле. Коле понравилось и он был очень доволен, но потом что-то произошло — на плёнке затёрся мой голос. В итоге моё пение так и не прозвучало на этой пластинке.
А вот уже чётко в 19 лет, когда я ушла из группы «Квартал»…

— А туда-то вы как попали? Ещё же один легендарный коллектив!

— Был момент, когда уходили и Татьяна Литвиненко, и Софи О’Кран — тогда и был объявлен кастинг, который оказался очень большим, но я его прошла. Я играла свою песню, а Арик (Артур Пилявин, клавишник и художественный руководитель «Квартала» — прим. авт.) остановил меня и спросил: «А ты что, рыжая что ли?». Я ответила: «Да», а он: «Ну, всё! Мы нашли её!». Его больше волновало, что я рыжуха… В итоге в «Квартале» я пропела год и спела там три песни, но был тяжёлый момент, когда с репетиционной базы группы похитили всё оборудование, не было концертной практики и в целом сложилась непростая ситуация, когда группа была на «стопе».

— Промежуточный вопрос. Николай Арутюнов и Артур Пилявин были два довольно авторитарных руководителя, каково было с ними работать?

— Они совершенно разные люди. Оба невероятно талантливые, оба невероятно харизматичные, оба со своим юмором фантастическим, смешливые. Но если Коля умел быть серьёзным, то Артура по настоящему серьёзным я видела раза три-четыре. Он всегда был на своей волне так же как и Коля… У меня вообще талант дружить с невозможными людьми, но вот с Артуром я не смогла сработаться и ничего у нас не произошло. Коля на меня никогда не давил, да он и в принципе не каток. Коля был… да я в принципе никак не могу смириться ещё, что он уже «был». Коля — человек тонкий, с эмпатией. В Артуре это тоже было, но Арик ушёл молодым, в нём ещё был этот совершенно юношеский пыл и непримиримость с чем-либо. Сколько бы он мог ещё «натворить» замечательной музыки… А с Колей, когда познакомились, он был уже мудрее и относился ко мне, как к младшей подруге.

— Он во всех интервью подчёркивал, что никогда никому в наставники не лез…

— Я легко объясню это одной мудростью «Любого человека можно воспитать только тремя способами: личным примером, личным примером и личным примером». Коля придерживался этого, а для меня он и был тем примером — это и было его наставничество. В предмете, который он знал, он был энциклопедистом. Помимо этого он был примером, как надо подавать себя на сцене, как распределяться на ней — то, чего не случилось со мной в «Квартале».

Безусловно у меня был некий студийный опыт и какие-то хорошие профессиональные качества, как вокалистки. Но как у артистки у меня практически не было никакого опыта. Всё это я приобретала в «Лиге Блюза». Коля был требовательным, но никогда не требовал того, чего не мог или не понимал сам. Он не разговаривал категориями типа «я хочу, чтобы зелёное, но было красное». Многие руководители грешат в своей речи какими-то пространными образами. Он знал точно, чего он хочет. И если человек с ним работал и доверял, то он всегда доверял в ответ. В таких условиях он с удовольствием занимался и буквально жил в репетиционной комнате. И я вместе с ним. На сцене мы могли не разговаривать, но понимали друг друга с полу-взгляда.
Коля, получается, был человеком, который позволил мне войти в профессию. Мы были очень близкими друзьями, он так же дружил с моими родителями. С его уходом я потеряла очень дорогого человека.

— Опыт «Лиги Блюза» вам реально потом пригодился?

— Я у него научилась многому, поскольку пришла совершенно не с таким голосом, который был «белым» и симпатичным, но камерным. С подачи Коли я «въехала» про тембристику, полётность и силу голоса. Он приучил меня репетировать и отучил от «играть на шАру» (неподготовленно и спустя рукава — прим. авт.).
Сейчас, кстати, «шАра» — это чуть ли не норма у «высшей касты». Типа «мы не репетируем — мы всё сразу играем слёту!». Ну, так вы не играете, а высираетесь на сцене. Жалко публику. Понимаю, что хочется быстро-быстро «на коленочке», бегом на сцену и получить свою копеечку. Но если вы хотите, чтобы это было «дорого-богато» и настоящее искусство — будьте добры соответствовать. А Коля требовал и правильно делал.

— Это видно по результату. Достаточно посмотреть концерт «Живая коллекция», отснятый на телевидении «Программой А».

— Легендарный концерт! А какой состав был! Насколько всеми были прочувствованы тексты и музыка песен. И с какой любовью всё это сыграно. А как мы «строили» с Ладой Колосовой и Катюхой Шемякиной, которая за «Hammond» ещё играла… Поэтому, уж извините, Коля действительно требовал. А если не требуешь, то у тебя и дела не будет, а будет кабацкое музло.
Мы тогда на стадионах выступали и в больших залах. В Монтрё на легендарный джаз-фестиваль съездили.

— Арутюнов как-то всегда вскользь говорил о той поездке в Швейцарию. Как «Лига Блюза» попала туда?

— Там основной фестиваль проходит на двух больших сценах, а вокруг этих двух ещё концертные фестивальные площадки поменьше. И мы как-то сразу попали в этот фестивальный коридор и, надо сказать, были сразу замечены разными звёздами. Мы выступали перед Ван Моррисоном, а Николай потом джемовал с Джонни Коуплендом. Фидбэк был потрясающий — мы прямо зверюги были, в очень хорошей форме.

— Почему же тогда Николай Арутюнов поставил на «стоп» такой мощный проект, как «Лига Блюза»? Даже спустя годы это выглядит очень несправедливо.

— Нельзя сказать, что это сделал только Коля. Это сделали все участники коллектива. Для того, чтобы делать музыку в группе, в группе должен быть лад. Любовь. Если её нет, то в группе по расчёту ничего не получается. В группе, где играют такую корневую музыку и идеология «ритм-энд-блюз» — не может быть по другому. Гитарист Игорь Кожин захотел другой проект и не хотел совмещать. У него были разногласия с Колей по репертуару.

Я очень переживала, что «Лига Блюза» распадается и мне было жаль. Но надо было куда-то дальше двигаться и что-то делать. У меня уже были сольные проекты. Катюша Шемякина к тому моменту уже ушла из коллектива. Басист Лёша Осташев, царствие ему небесное — золотой был мужик, играл с Сашей Косоруниным, тоже царствие ему небесное, уже в других коллективах. А когда фронтмен коллектива — он же директор, то очень трудно совмещать всё вместе.

К тому же окружающая действительность поменялась, и если раньше мы играли на стадионах или просто кассовые концерты, то тогда уже вошли в жизнь корпоративы с жующими нефтяниками с зубочисткой в зубах. В это во всё было тяжело вписаться большой «Лиге Блюза» с дудками и квартетом струнным. Малым составом… но без бэк-вокалов — никогда! Всё было очень сложно и в какой-то момент Коля просто устал распутывать все узлы и собирать всё в кучу.

— Следили ли вы за творчеством Николая Арутюнова после распада «Лиги Блюза»?

— У Коли в жизни было три основных самых главных и коммерчески успешных проекта в жизни. Это «Лига Блюза», это «Funky Soul» и «Четверг Арутюнова».

— А «Quorum»?

— «Quorum» — очень хорошие ребята. Им безусловно вместе очень нравится играть такую музыку — прог-рок, арт-рок. Коля тоже вместе с ними получал удовольствие от процесса. Но лично моё мнение — Коля таким образом просто развлекался и приятно проводил время.

— Спасибо за столько подробностей про «Лигу Блюза», но всё же перейдём уже к вашей творческой биографии. Правда ли, что в первом своём музыкальном коллективе в подростковом возрасте, вы перепевали песни металл-группы «Ария»?

— Да, я была металлисткой. Я дружила и дружу по сей день с блистательным музыкантом Евгением Финкельштейном, который мне и показал «Арию». Я вообще люблю высокие, красивые и яркие мужские голоса с роковой подачей, поэтому совершенно понятно по какой причине мне понравился Кипелов — это было ясно, как день. А со сверстниками мы пели «Жанну» и другие песни «Арии». Хотя пели и «Машину времени». Мы раскладывали песни на голоса, раскрывали двери балкона и шли петь с балкона.

Внизу было кафе «Зелёный мыс» и колдыри там торчали с утра до ночи. И вот мы споём и если не хлопают, а свистят, то мы снова закрывали двери и шли репетировать. А если аплодисменты вялые раздаются, а мы на седьмом этаже жили, то значит всё в порядке — идём делать новую песню. В этой группе, правда недолго, играл юный Стёпа Строев — ныне программный директор «Русского Радио». Хорошая у нас была детская компания.

— Но с возрастом, говорят, вкусы меняются. Как сейчас вы к металлу относитесь?

— Да отлично отношусь! Прекрасно. Просто мне сейчас это уже не очень интересно слушать, но если попадается что-то, что классно сделано, то я слушаю с радостью. Но хард-роковые вокалисты мне всё же ближе: Гиллан, Дио, Тёрнер, Ковердэйл — это вот прямо моё! Я их люблю, я их «снимала», я с ними занималась. Ронни Джейм Дио — мой самый любимый. И если диапазон у него был просто достаточным, то самое главное — какой красоты был голос. Я предполагаю, как тяжело иметь такую внешность и такое полное несоответствие с голосом.
Уже потом я счастлива была познакомиться с Маргаритой Пушкиной, автором текстов песен «Арии». Она же и для «Лиги Блюза» писала. «Сестрёнка» — наш с Колей мега-дует написан на её стихи.

Маргарита Пушкина (поэтэсса и автор текстов песен):

Текст был всего один, хотя попыток было много. Но наши взгляды на решение той или иной темы не совпадали. Очень удивилась, когда Николаю все-таки понравился текст для песни, ставшей впоследствии дуэтом Коли и Маши с названием «Эй, Сестрёнка».  Но разночтения в содержании песен не мешали нам с Колей дружить. Исключительно по соображениям многолетней дружбы Николай принял участие в записи рок-оперы моего проекта «Маргента». Исполнил партию графа де Монфора в ’Окситании’, на музыку Сергея Скрипникова. А в начале 2021 года мы с ним выпустили альбом *Hasta la Vista*, где Коля блестяще исполнил кавера песен западных музыкантов, ушедших в 2020 году. Мы вспомнили и Кена Хенсли, и Питера Грина, и Эдди Ван Халлена. Весной 2022 года планировали записать                                                                                      кавера песен Jefferson Airplane…

— Николай был не медийной личностью и некоторые вопросы, так скажем, остались за кадром…

— Николай был очень медийной личностью в девяностые и стал не медийным, как только социальный запрос на искусство перестал существовать.

— Карен Кавалерьян был одним из текстовиков «Лиги Блюза», но ваше с ним сотрудничество сложилось раньше. Речь про участие в «Утренней звезде». Как вы сейчас воспринимаете тот опыт? Нужен он был вообще?

— Да всё в жизни нужно. Это был хороший мне щелчок по носу — я прошла первый тур и слетела на втором. Поддержки Карена у меня тогда уже не было. Мне не понравилась песня, которую мне он предложил петь. Сейчас уже, глядя на тот репертуар, я понимаю что та песня была очень милой и я просто неправильно её пела. Песня была чудесной, написал её Дима Ковалёв, но я в тот момент была возбуждена собственным творчеством и, в силу возраста, воспринимала всё не совсем объективно. Глядя на себя того возраста теперь я вижу, какая была косолапая и смешная. Ещё не певица, а сырой такой ребёночек.

Песня «Первый блюз» группы «Квартал» — написана для меня. Правда неприятно, когда пишут, что автор текста Артур Пилявин, а это неправда, автор текста — Владимир Соколов. Восстанавливаю историческую справедливость, так сказать. И ещё я спела «Моя любовь осталась в Амстердаме», но это не вошло в первый виниловый альбом «Квартала» («Резиновые джунгли» — прим. авт.), и в конце концов песня стала известна в исполнении Татьяны Литвиненко.

— Расскажите о своём проекте «Красавица и Чудовище», который какое-то время шёл параллельно «Лиге Блюза».

— Я получила культурологический шок, когда мы выступали в Парке Горького и там был фестиваль. Перед нами выступала группа «Удар» под управлением Сергея Ефимова. Трио гитара-бас-гитара-ударные. Лето, по пояс голые ребята… Это была смесь восхищения, возбуждения, восторга и это было так круто сыграно, в этом было столько откровенного бесстыжего секса, в этом был такой кураж… Поэтому мы с девчонками вышли и открыв рты отслушали всё их выступление. Играли они такой напористый хард-рок. Так и началась моя дружба с Серёжей Ефимовым.

После своего выступления уже они нас смотрели, а затем пришли к нам знакомиться. Мы потом не раз пересекались на других фестивалях. В конце концов Серёга предложил: «А давай ты у нас попоёшь. Ты нам подойдёшь — нам нужна такая ярая…». И мы репетировали на кухне где-то в Чертаново. Я пела, а он стучал по коленкам ритм. Первый концерт был в огромном клубе «Пилот» и мы порвали зал просто в клочья. Когда я смотрю на фотографии с этого концерта, то мне страшно за себя. Мне казалось, что я на концерте богиня (произносит с мягким «г» — прим. авт.). Сразу после концерта Серёга мне сказал: «Мать, ты — молодец!». А наутро позвонил мне в семь утра и разнёс в пух и прах, не оставив и камня на камне от меня. Я выдержала и сказала себе: «Я буду учиться!», поскольку к тому времени Ефимов был известным и авторитетным музыкантом, у которого за плечами был «Круиз», туры и работа в Америке. И я училась, мы дружим с ним до сих пор и в прекрасных отношениях, а он считает меня одной из своих любимых вокалисток.

— Почему тогда группа распалась?

— А мы не распались. Он просто уехал работать за границу.

— Так он же вернулся!

— Через какое-то время он, да, вернулся и мы снова начали выступать вместе. У нас появились спонсоры и дело дальше поехало-поехало, но мы не сошлись в репертуарной политике. Программа состояла, как из собственного творчества, так и из каверов, но вот работа дальше не пошла. Второй раз не получилось.
Мы решили прекратить и, сказать честно, плохо расстались. Много лет не разговаривали, а вот помирились не так давно. Помирились и очень рады этому.

— А причины? Упрямство обеих сторон? Отсутствие потребности в общении?

— И жизненная ситуация сложная, и семейная ситуация тоже — там многое наложилось друг на друга. Но это же жизнь!

— Вернёмся чуть назад и затронем ваше участие в «Евровидении».

— У «Лиги Блюза» был пианист Лев Землинский, который потом ушёл из группы. Он пригласил меня петь на своём альбоме, как сессионную вокалистку. С ним подписала котракт фирма «Тау-Продукт» на издание этого альбома. И пока я была на гастролях с «Лигой Блюза» в Прибалтике — это был фестиваль «Казюкас-блюз», мне Лёва позвонил прямо в номер и говорит: «Мань, нашу песню выбрали на отборочный тур Евровидения».

— А в техническом плане это как выглядело?

— Просто послали почтой заявку с записями. Ребята сами послали — меня никто не спрашивал. Песня прошла в отборочный тур. Я вернулась с гастролей и мы начали готовиться. То, что это будет какая-то победа — мне в голову прийти даже не могло. И вообще, я была уверена, что в отборе победит «Ногу Свело». Мы с Максом Покровским, кстати, из соседних дворов. Я и выиграла-то тогда с перевесом в один голос.

— К тому времени Советский Союз уже распался. Был ли какой-то пиетет перед «заграницей»?

— Да я мечтала там очутиться! За несколько лет до этого показывали репортажи оттуда и я говорила — вот оно! Не Сан-Ремо это сопливое, а настоящий конкурс! Вот туда мне и надо! И тут меня туда и закидывают — это была сказка в чистом виде. Во время подготовки я работала днями, и люди мне помогали знаменитые и потрясающие. Вся «Программа А», Валерий Плотников, Лёшка Землинский… Почему никто никогда не пишет, что он автор песни! Почему такая несправедливость…

А вот текст написала я с семьёй. Мы сидели на кухне, а назавтра мне идти песню записывать. Текст, который прислали изначально — безобразие — ни петь, ни читать. Я дала первую реплику, потом несколько слов мама вставила, что-то добавил бывший муж, папа сказал пару фраз. Но большую часть текста написала я. Но человек я справедливый, поэтому говорю, как есть. Но подписан, как автор текста некий «Пилигрим», чтобы отразить тот факт, что это собирательный образ — мы все. К моментам авторства я очень щепетильно отношусь.

— Песня получилась не похожей ни на советскую эстраду, ни на российскую эстраду того времени, да и к «Евровидению», кажется, не очень подходила…

— Потому и 9-е место в итоге. Но с учётом того, что дебютанты до моего участия выше восемнадцатого не поднимались, считаю это хорошим результатом. Вот такой успех, который в России за успех не приняли. Но я своё дело сделала честно, как и все, кто со мною был: покойный Серёженька Антипов — худрук «Программы А», Гриша Шестаков, а Сергей Крылов сколько сделал — нашёл деньги и финансирование! «Тау-продукт» — отдельное спасибо. Там ко мне так хорошо все относились и я всегда чувствовала их поддержку. В ответ всегда произношу благодарственные мантры в их адрес.

— Ну, хорошо. В прошлом остался «Квартал» и «Красавица и Чудовище», подзабылась история с «Евровидением» и закончилась «Лига Блюза». К 2000 году вы подошли крепким профессионалом. Как дальше развивалась ваша творческая судьба?

— Я создала группу «Maryland» с Игорем Илюшиным. Мы познакомились на фестивале «Леди блюз», где также в итоге были найдены музыканты, с которыми мы потом и работали вместе лет семь. Мы очень много выступали и гастролировали, а программу назвали «Рыжий блюз».

— Однако, не сказать, что это был широкий успех и востребованность.

— После «Евровидения» моё девятое место все телебоссы и журналисты приняли за неудачу, после чего меня из эфиров задвинули, перестав приглашать на телевидение. А когда ты исчезаешь из телевизора, то тебя быстро забывают. С этим, кстати и связано то, что «Maryland» не стал таким популярным. Но и тут родная «Программа А» всё-таки отсняла наш концерт и показала его. Резонанс, кстати, был колоссальный. Но вы вспомните, какое время было тяжёлое — 1999 год.

Для того, чтобы выживать и вести тот образ жизни, который я хотела, приходилось очень много работать на заказ в студии. Записывала бэк-вокалы и работала бэк-вокальным продюсером. В этом качестве я приняла участие не менее чем в ста восьмидесяти альбомах — это если брать только чётко посчитанные работы. Но на самом деле — около двухсот пятидесяти. Другими словами, я спела всем всё.

— Зачем вы пошли на «Голос»?

— Меня долго уговаривали, но основная причина — мне в какой-то момент надоело «сидеть за кадром». Но это был очень неудачный момент туда идти, поскольку все время участия в «Голосе» я была нездорова.

— По телевидению как-то был сюжет про вас, где говорилось, что вы пели за кого-то из звёзд. Хайп?

— Никогда не было такого, чтобы я пела за сольного исполнителя. Один раз мой голос подмешали известной певице, я устроила скандал и потребовала изъять весь тираж дисков. Было ещё так, что я пела вокализы и недобросовестные артистки под них рты открывали, но это на их совести.

Но, вообще, я стоила дорого и работала много — у меня «случалось» до семи студий в день. Это и заложило основу моей книги, поскольку я веду дневники всю свою осознанную жизнь, куда записываю, в том числе, мои вокальные заметки. И вот тогда и стал накапливаться опыт, впоследствии заложивший основу методологии преподавания моей вокальной школы.
Я написала несколько глав, потом ещё немного, затем я родила ребёнка, а потом открыла компанию «Хит-старт», затем закрыла компанию, поскольку времена были тяжёлые. Помимо этого у меня была фантастически интересная жизнь с группой «Balls of Fire» — это самый крутой, был-есть-и будет, кавер-бэнд страны. Мы рвали и рвём на части всех, правда сейчас реже выступаем.

Состав этого коллектива: Леонид Гуткин — бас-гитара (гр. «Автограф»), Александр Лев — гитара (саундпродюссер Григория Лепса, Сергея Трофимова и Александра Розенбаума), Игорь Хомич — гитара (гр. «Машина Времени», сессионный музыкант). Был момент, когда мы поссорились на три года, но потом всё возобновили. Так-то больше двадцати лет концертируем вместе.
Помимо этого я выступаю с группой «Квадро». И ещё я пою с «Good Sound Ohestra». К тому же у меня фантастический камерный проект с Александром Прокоповичем под названием «Злодейки», где мы играем целый концерт арии отрицательных персонажей. Кроме этого есть еврейский проект, где я пою на идиш.
Вышла моя книга-учебник и я продолжаю много преподавать, в том числе на факультете искусств Российского Государственного Социального Университета, где у меня замечательные ученики. И помимо всего этого у меня своя онлайн-школа, которая называется «Ваш голос», где тоже все желающие могут проходить обучение. К тому же я пишу диссертацию по теме «Проблемы приобретения профессиональной компетенции современных эстрадных вокалистов в образовательной среде ВУЗа» и заканчиваю аспирантуру.
Так что жизнь моя полна совершенно интересных событий.

— Но ведь, по большому счёту, свой жизненный график устраиваете вы сами. Эта насыщенность вызвана тем, что вам чего-то не хватает или вы считаете, что надо успеть всё до чего можно дотянуться?

— Я достаточно ленивый человек. Если я себя не буду тыркать, то буду лежать на диване и читать интересные книги. И чтобы не превратиться в прикроватную тумбочку я занимаю себя и свой мозг. Очень много занимаюсь, как вокалистка. И пока есть запал — надо заниматься.
У меня замечательная дочь, любимый супруг, с которыми я люблю проводить время. Помимо этого люблю тратить время на друзей… Но в профессии лениться нельзя и я стараюсь этого не делать.

— Как же вы тогда переживаете все эти ковидные времена?

— Мы с семьёй переболели одни из первых в Москве. Муж болел тяжело, мы с дочерью — легко. Нюх вернулся вот только недавно — почти год не чувствовала запахов. Очень многое стала забывать или могу остановиться и долго подбирать синоним к забытому слову. Но это пройдёт — усиленно занимаюсь.
Мы очень дружно пережили первый локдаун. Я очень соскучилась по друзьям и по общению и сразу поняла, что как только нас «откроют», то я буду работать за любые копейки, пусть даже в зале зрителей будет меньше, чем музыкантов на сцене. И я пошла, и мои друзья-музыканты меня поддержали, потому что если мы не на сцене, не в деле, не в обойме — мы вылетаем из профессии. Поэтому я могу сказать, что работала всё это время. Слетело всего два концерта.
Для меня локдаун — проверка на вшивость. У нас, музыкантов, есть миссия — мы должны людям делать добро, нести им что-то приятное, увлекательное, делать жизнь лучше.

— Многие музыканты говорят мысли созвучные с вашими, что, мол, мы должны нести радость и скрашивать их досуг. Но у большинства зрителей слово радость ужимается до условной «сердючки ум-ца-ца», что серьёзно нивелирует музыкальное искусство…

— Социальный запрос на искусство в области развлечений, эстрады или популярной музыки перестал существовать. Сейчас нет песен, а есть «треки». Это социокультурный феномен, который мы с вами переживаем. Но публика — не дура вообще ни разу. И публике нужна музыка для того, чтобы грустить или радоваться, любить друг друга, наконец. Нужна музыка, чтобы пригласить девушку на свидание и обаять её. Нужна музыка, чтобы привести на концерт детей, с которыми единения должно быть больше, чем просто общее блюдо на кухне. Я мыслю этими категориями и считаю, что никто не отменял прекрасных мелодий, чудесных ритмов, замечательных гармоний и умных текстов. Рэп же тоже бывает разный… А вот качество — это на совести каждого артиста.

— А почему публика тогда ведётся на низкопробщину?

— Публика на всё ведётся и это повторю, социально-культурный феномен. Ассоциируется это всё только с фаст-фудом, про который все знают, что это вредная гадость, но нет-нет, а скушают картошку фри с чизбургером и запьют это всё сладким лимонадом.
Но сейчас уже новый тренд — это популяризация. Мы сделали проект «Классика жанра», где взяли от каждого великого композитора , который менял звуковой облик этой планеты — от Бетховена, от Моцарта, от Баха, от Генделя — по знаковой композиции. Причём, я пою не оперным голосом, потому что я не оперная певица…

— А умеете?

— Я умею, но это смешно. Зачем я буду петь оперным голосом, если есть возможность это сделать в современной вокальной лексике. И надо сказать, что людям это дико нравится.

— Потому что людям это понятнее?

— Да. Люди для себя что-то новое узнают и слушают при этом великую музыку.
А ещё мы с семьёй решились и сделали так называемую «домашнюю филармонию». Семья пошла мне навстречу, поддержала мою идею и у нас будет серия таких концертов.

— И что она из себя представляет? Что-то наподобие музыкальных салонов начала двадцатого века?

— Да, у нас большая гостиная, в которой стоит рояль. Мы провели первый концерт из цикла «эстеты в тапках», поставив в этот импровизированный зал стулья человек на двадцать зрителей. Играли два отделения пополам с классическим гитаристом Евгением Филькенштейном, а мы с Александром Прокоповичем играли немного из «Злодеек», немного из «Классики жанра». Обратная связь не заставила себя ждать и зрители уже хотят продолжения, абонементы.
И вот для меня островок искусства начинается, можно сказать, прямо с моей гостиной.