Один друг нашей редакции, по совместительству депутат… Ой даже не скажем от какой партии и депутат чего именно… Но при всех стереотипах про слуг народа, наш товарищ — очень умный человек с прекрасным чувством юмора и написал сказку. Говорит, что накануне выборов сказку эту никто не публикует. Мы почитали, посмеялись. И решили, что посмеяться вместе с нами должны и наши читатели.
Усатая Птица-Секретарь важно расхаживала между рядами небрежно выструганных пеньков, на которых были рассажены разношерстные обитатели политической поляны Тысячелетнего Леса. Поляна была преогромной, под стать Великому и Могучему Тысячелетнему Лесу. Именно так звучало полное название этой сказочной местности, окруженной со всех сторон дикими джунглями и степями, снизу – нефтегазовыми пластами, а сверху – космосом. Окружение это, мягко говоря, было недружественным, а местами даже враждебным. Степи облюбовали печенеги и половцы, совершавшие беспощадные набеги на миролюбивое, в основном заячье, население Могучего Леса. Из джунглей постоянно доносились грозные рыки Шерхана, разбавленные злобным воем трусливых шакалов. Космос таил в себе неведомое, а нефть и газ мешали развиваться лесной экономике. Впрочем, танцевали обитатели леса тоже плохо, но этому мешало уже другое…
Посреди поляны возвышалась вырубленная в граните трибуна. Места в президиуме заслуженно занимали бронзовеющие патриархи, поднявшие Лес с колен. Им предстояло решить сложную задачку – так обновить политическую поляну, чтобы сохранить её в неизменном виде. Обновления требовали законы Леса и населявшие его зайцы, а неизменности — жизнь и инстинкт самосохранения. Такая ситуация повторялась каждые пять лет, доставляя собравшимся на поляне множество хлопот. Несознательные зайцы с каждым годом становились строптивее и привередливее, требуя повышения качества жизни до уровня джунглей или хотя бы степи. Некоторые из них до того обнаглели, что стали бредить идеями о недопустимости бронзовения и узурпации политической поляны. Множилось поголовье отчаянных хомячков, покушавшихся на вековые лесные устои и постоянно раскачивающих лодку. А ведь были еще бурундуки и лисы, ёжики и совы, лоси и кабаны… Поди, угоди каждому. Вдобавок, из диких джунглей раздавался традиционный для таких случаев вой о необходимости сменяемости и соблюдения естественных звериных прав. В общем, собравшемуся бестиарию в очередной раз необходимо было сплотиться, превозмочь и победить, чтобы ещё пять лет питаться за счёт заячьих податей.
— Все собрались? – чирикнул Усатый Секретарь, окидывая взглядом уходящие к горизонту ряды пеньков.
— Кто не успел – тот опоздал! – хмуро отозвался сидящий в первом ряду Медведь из партии «ШИШКА». – Нас и без того хватает. Конкурс – сто хвостов на один пенёк, да ещё хомячки в затылок дышат. Скоро зайцев на всех не напасёмся!
— Тогда позвольте объявить наше собрание открытым.
— Стойте! – раздался чей-то истошный крик. – Подождите начинать!
Все изумлённо оглянулись назад и увидели стремительно бежавшую в сторону трибуны Черепаху.
— Кто не успел – тот опоздал! – раздражённо проворчал Медведь и оккупировал своим солидным задом последний свободный пенёк на поляне. Сидеть сразу на двух пнях было крайне неудобно, но присутствие в политике незнакомой амфибии[1] было с медвежьей точки зрения недопустимым.
— Вы не имеете права! – истерично заверещала Черепаха, и все невольно вздрогнули, – я представляю интересы сотен миллионов пославших меня зайцев! Это нарушение всех общепризнанных законов! Ваша прогнившая система, уничтожившая имперское величие наших коренных предков, эта коррупция, подкуп мандатов, бюджетники и предательство интересов населения, культура в разрухе, население вымирает!!! Нищенские пенсии, преследование олигархов, искусство, уничтожение политических оппонентов, инакомыслия, наконец, здравоохранение, дороги, а мосты повсеместно падают!!! А милитаризм?!!! И это не говоря уже о жилищно-коммунальном хозяйстве, инфраструктуре и космосе, экологии и патриотизме, с которыми регулярно обращаются ко мне избиратели! Не случайно совместно с независимыми коллегами из оппозиционных организаций мы всерьез планируем заняться повсеместной борьбой за улучшение организации предоставления….
— Трах! — беспорядочную болтовню Черепахи резко оборвал сухой треск револьверного выстрела. Выпущенная неизвестно откуда взявшимся Енотом-патриотом пуля сплющилась о черепаший панцирь и рикошетом попала в сидящего рядом Медведя, вызвав у того жесточайший приступ медвежьей болезни. Черепаха упала в обморок. Енота-патриота скрутили беспощадные к политическим террористам зверогвардейцы-скунсы. Волки-санитары бросились реанимировать Черепаху и убирать за Медведем. Когда порядок на поляне был восстановлен, привыкшая к политическим провокациям Черепаха[2] продолжила:
— Организованное медвежьей партией покушение на жизнь яркого и бескомпромиссного политического деятеля является вопиющим нарушением естественного права, я сейчас же составлю соответствующую ноту в звероЛигу …
— Чего конкретно вы хотите? – перебила поток черепашечьего сознания глава Звероизбиркома, аккуратная Белочка с пухленькими хомячьими щёчками и косенькими глазками. На столе перед ней стоял сломанный арифмометр.
— Я требую выделения себе и оппозиционной партии «РЕПА» заслуженного места на поляне, ведь только мы одни выражаем интересы ста процентов зайцев и…
— Простите, — снова перебила глава Звероизбиркома, — но по моим достоверным подсчётам интересы 146 процентов зайцев представляет партия «ШИШКА»! Следом за ними, с большим отрывом, за счастье зайцев и величие Леса бьются рудиментарная «СОШКА», маргинальная «ЧЕКУШКА» и суррогатная «СЕРПЁШКА». По данным моего арифмометра, оппозиционная «РЕПА» не преодолела трехпроцентный барьер!
— Гнать её в панцирь, такую оппозицию! Черепахам не место на политической поляне, – запрыгал седой Бабуин из «ЧЕКУШКИ». – Надо ещё разобраться, кто и чем эту «РЕПУ» удобряет! Тут Шерханом попахивает, а то и печенегами, однозначно! Мало нам национал-предателей среди шишкинских медведей! Подонки! Сволочи! – брызгал слюной и размахивал руками Бабуин, привычно закончив свою речь призывом разбомбить джунгли и превратить степь в радиоактивную пустыню.
— Успокойтесь, Вольдемар Волкодавович, мы во всём разберемся, – заверил Бабуина директор ЗвероСМЕРШа, юркий и подвижный Хорёк с цепким взглядом и лапками. — От нас ещё никому не удавалось уйти. Если понадобиться – и в джунглях настигнем, и в степи, и даже из недр добудем. Незаметно и неотвратимо.
— То-то ваших секретных резидентов, Новичкова и Крушилова, весь мир в лицо знает, — пробубнил старый Лось с отвалившимися рогами из «СОШКИ». – Совсем работать разучились, всё великое наследие нашей партии прохорьковали. При нас такого не было! Были только космос, великие свершения и светлое будущее!
— При вас, Гренадий Мавзолеевич, были диктатура, колхозы и колбаса по талонам, — возразило странное, не поддающееся зоологической морфологии существо. Было оно красного цвета с желтыми вкраплениями, имеющими форму букв «С» и «Р». Более всего оно смахивало на ихтиозавра с телом ужа, щетиной ежа и головой стрижа. Стрижиную голову этой анимированной жертве мичуринской инженерии привили совсем недавно, в результате очередного политического скрещивания, носившего насильственный характер. По плану смелых экспериментаторов, богомерзкий полоз должен был “оттянуть” заячьи голоса у Лосей и Бабуинов, существенно сократив их поголовье на Поляне, и попутно загадить исконные политические угодья левых. После завершения своей миссии гибрид должен был сдохнуть, не оставив потомства, но что-то пошло не так. То ли пробирку плохо вымыли перед актом сотворения, то ли в расчёты закралась ошибка, но тварь оказалась удивительно живучей и плодовитой. Всеядность в пище и беспорядочное размножение путем деления сделали её неистребимой, как борщевик, к вящей досаде натуралистов-создателей.
— Серпей Миронович, у вас правда отклеилась, — скрипнула Черепаха, — и справедливость отвалилась.
«СЕРПЁШКА» тотчас заизвивалась, пытаясь стрижиным клювом вернуть отпочковавшуюся справедливость и уползавшую в сторону правду на место. Натуралисты, Белочка и Хорёк бросились помогать. Наконец, затратив немало усилий, справедливость и правду удалось прилепить назад. Во избежание повторения инцидента, «СЕРПЁШКУ» по её же просьбе посадили в плотно закрытую банку.
Пока вокруг царила суматоха, вызванная непроизвольным делением «СЕРПЁШКИ», Медведь сладко дремал. За двадцать лет своего доминирования на поляне он привык к отсутствию на ней даже намёка на политическую конкуренцию или, боже упаси, опасность. Он мог спокойно храпеть и на пленарном заседании, и во время внеочередной чрезвычайной сессии, и даже во время голосования по изменению Главного Лесного Кодекса. Спячка нисколько не препятствовала осуществлению им депутатских полномочий: посасывая лапу, толстопятый пописывал законы, безошибочно нажимал на кнопочки во время голосования, сквозь сон поругивал продолжающие дичать джунгли и распоясавшихся печенегов. Прерывалась спячка один раз в пятилетку – для подведения итогов минувшей и оглашения обещаний на следующую.
Вдруг, безмятежное медвежье счастье было наглым образом нарушено. Сквозь дрёму косолапый почувствовал, как кто-то щекочет его пятки, копошится в густой шерсти и пронзительно пищит в уши. Протерев измазанными мёдом лапами слипшиеся глаза, Медведь остолбенел от ужаса: со всех сторон его окружили хамоватые, пестренькие хомячки-бунтовщики. В своих маленьких неокрепших лапках они сжимали плакаты и транспаранты с крамольными лозунгами, посягавшими на лесные скрепы и медвежьи кодексы. Некоторые из них вооружились пластиковыми бутылочками и бумажными стаканчиками, до краёв наполненными кофе и хомячьим негодованием. То тут, то там в толпе хомячков проскакивали агрессивно настроенные зайцы и еноты-патриоты. Все что-то скандировали, но не в унисон: с одного края слышалось «Свободу политическим заключённым!», с другого – «Лес – для енотов!», с третьего – «Руки прочь от Гондураса!». Громче всех кричал Болотный Кулик. Он же и руководил бунтом. От страха с Медведем снова произошёл конфуз, на сей раз сопровождаемый обильным выделением парникового газа, выброс которого сверх установленной квоты мог обернуться далеко идущими международными последствиями[3].
Этот леденящий душу страх перед маленькими грызунами преследовал Медведя с самого отрочества. Давным-давно, на заре медвежьей политической карьеры, пролетал через Великий Лес вещий Ворон. Обклевавшись забродившей клюквы, в изобилии произраставшей на местных болотах, он уселся на ветви кряжистого Дуба и начал без устали каркать. Его громкий грай не сулил ничего хорошего ни Лесу, ни обитателям большой политической поляны. Старому Лосю он напророчил грядущую политическую безрогость, Седому Бабуину – скоропостижную политическую деменцию, а лесной экономике – нефть по двадцать долларов за баррель. Смелых натуралистов вещун призывал тщательнее мыть реторты и внимательнее подсчитывать хромосомы. Поглядев на Медведя, Чёрный Ворон мудро прокаркал: «Ты большой и бурый. Тебя будет бояться Шерхан и уважать Жёлтая Панда. Смерть твоя – в хомяке, а хомяк – в кулике». Зловеще захохотав напоследок, Ворон улетел.
Его пророческий бред вдохновил токовавшего Соловья, полностью заполнявшего своим пением эфир ночного леса. Он тут же полетел исправлять партитуры очень популярного произведения «Вечерний Перезвон», щедро оплачиваемого добрым Медведем из заячьих карманов. С тех пор ни один вечер не обходился без надрывных трелей о безрогости и деменции, о дружественной Панде и предательской нефти. А главное – о коварной пятой колонне, куличках и хомячках. Вкупе со зловещим пророчеством, ежедневное употребление соловьиного гуано до такой степени укрепило медвежий страх перед хомячками, что у того начались панические атаки.
Тем временем оккупированная хомячьём Поляна продолжала бурлить; воздух был наполнен запахами роз, весны и революции. Самый щупленький хомяк, вооружившись пустым бумажным стаканчиком, подбежал к Медведю и дерзко запустил в него свой смертоносный снаряд. Не ожидавший такого развития событий, Медведь лишился чувств и рухнул на землю. Опьянённая духом вседозволенности толпа грызунов бросилась на штурм медвежьей туши. Одни беспощадно кусали его за пятки, другие дёргали за уши. Наиболее озверевшие прыгали по Медведю, пытаясь поломать могучий хребет или хотя бы отбить немощную медвежью печень.
Спасти Медведя и политическую стабильность удалось благодаря самоотверженным и слаженным действиям зверогвардейцев. Периметр поляны оперативно заблокировали. Полчища грызунов были рассечены на мелкие группы стройными рядами скунсов со щитами и резиновыми жезликами. Кое-где зверогвардейцам пришлось применить своё самое эффективное оружие. Запах роз и революции уступил место едким скунсьим миазмам, от которых слезились глаза и першило в горле. Хомячки, зайцы и еноты беспорядочно разбегались, пытаясь скрыться от удушающей атмосферы и беспощадного зверогвардейского азарта. Уйти удавалось единицам. Неустанно работали группы захвата, распихивая задержанное зверье по автобусам и автозакам. Заполненными под завязку эшелонами присмиревших бунтарей отправляли на расположенную в Петушинском овраге живодёрню.
В хвост взявшего курс на джунгли Болотного Кулика вцепились лапки енота-патриота. Кулик громко кричал и конвульсивно размахивал крыльями. К пытающемуся взлететь тандему устремились секретные резиденты Новичков и Крушилов. Новичков успел запустить в Кулика отравленным яблоком. Едва задев Кулика, оно отскочило в Черепаху. Крушилов в это время занес ледоруб над головой державшего куликовый хвост Енота.
— Брянск!!! – в ужасе завопил Енот, не выпуская из лап Кулика и одновременно пытаясь спрятать голову под мышку. Это был известный всему миру секретный звероСМЕРшевский пароль.
— Север! – радостно выкрикнул отзыв Крушилов, прицепляя ледоруб к специальному тренчику на широкой портупее.
Убрав оружие, он помог оказавшемуся майором звероСМЕРШа Еноту скрутить упиравшегося Болотного Кулика. Арестованного отправили на живодёрню, вслед за единомышленниками.
Бунт был подавлен. Скунсы устало протирали запотевшие забрала шлемов. Новичков заметал следы. Соловей бросился писать партитуры для свежих гимнов о сокрушительной победе.
На поляне воцарилась привычная стабильность.
— Ну, и чьи это были протестанты? – подозрительно спросил Хорёк, окидывая колючим взглядом изрядно перепуганных обитателей поляны, — кто их привёл?
— Не знаю чьи! – прогундосил Лось. – Мои вокруг костров пляшут, песни поют и старушкам дрова рубить помогают! А это бабуины какие-то, ей-богу!
— Ты моих бабуинов не трожь, трупопоклонник! – в привычной для себя манере взвился Бабуин. – О Боге он вспомнил! Может, ещё за коллективизацию извинишься?
— Не надо ссориться, товарищи, – примирительно прошипел ужеёжестриж, — совершенно очевидно, что это была провокация Черепахи из «РЕПЫ», затеянная с целью получения тёплых мест на левом фланге нашей уютной политической полянки! Давайте их скорее прогоним отсюда, пока они не подсидели нас!
— В отличие от вас, Серпей Миронович, я забочусь исключительно об интересах пославших меня зайцев! — взвизгнула Черепаха. – Это вы вместе с Бабуином и Лосем думаете только о себе и своих заграничных активах! А я и представляемая мной «РЕПА» – настоящая оппозиция, заботящаяся исключительно о зайцах и процветании Тысячелетнего Леса! Сами убирайтесь прочь! Относительно нашего отношения к хомячкам напоминаю, что «РЕПА» первой заявила о своём критическом отношении к их методам политической борьбы, — закончила Черепаха свою гневную отповедь срывающимся от негодования голосом.
Над поляной повисла гнетущая тишина. Медведь по привычке задремал. В президиуме Хорёк о чем-то озабоченно перешёптывался с Белочкой и пучеглазым Лемуром, руководителем лаборатории натуралистов. Доносящиеся из президиума обрывки фраз заставляли нервно ёрзать Серпея Мироновича, а Черепаху пугливо прятать голову в панцирь.
— … скрещивание… нет, невозможно…. лишняя хромосома… евгеника… ДНК рептилий непригодна для… лучше удавить…
— Что вы там закулисничаете? – нервно поинтересовалась Черепаха.
Хорёк вопросительно посмотрел на Белочку и Лемура. Белочка утвердительно кивнула, Лемур безразлично пожал плечами.
— Чёрт с вами, оставайтесь, — проговорил Хорёк. – Будете радикальным флангом на поляне. Ползаете вы медленнее хомячков, думаете долго… Но если посмеете перейти красную черту – мы из вас живо черепаховых гребёнок понаделаем, учтите!
Белочка пошла искать подходящее для радикального фланга место. Все места оказались заняты, кроме лобного. Пришлось усаживать Черепаху на него. Расположившись, Черепаха гордо водрузила на стоящий перед ней столик партийный бренд в виде репки, и выложила изрядно потрёпанную программу, скомпилированную из программ «ШИШКИ», «СОШКИ», «ЧЕКУШКИ» и «СЕРПЁШКИ».
Очертив таким образом контуры своего политического будущего, участники собрания стали готовиться к грядущему сентябрьскому голосованию. Белочка хозяйственно подсчитывала пеньки на полянках для голосования и беспокойно дёргала ручку сломанного арифмометра. Пробудившиеся медведи шатались по лесным тропам и громко рычали о величии, дорогах, политической ответственности и стабильности. Лоси им оппонировали наукой, образованием и пенсиями. «СЕРПЁШКА» привычно шипела о проблемах коммунального хозяйства и борьбе с заячьей бедностью. Черепахи обещали всем всё. Бабуины прыгали и беспорядочно галдели. Лемур и Хорёк неустанно наблюдали за происходящим, изредка одергивая самых зарвавшихся обещателей. Лесной эфир наполнился пронзительными соловьиными трелями. Стоимость заячьего голоса на Лесной политической бирже опережала рост биткоина.
Зайцы, от чьих голосов зависело их собственное будущее и судьба обитателей политической поляны, в большинстве своём не следили за происходящим вокруг балаганом. Они давно не верили стократ обманувшему их Медведю и окончательно разочаровались в безрогом Лосе. У них давно не вызывали восхищение и смех Бабуиньи гримасы, а на чудо-змея они смотрели с недоумением и оторопью. Черепаху все вспоминали как непревзойденного демагога и склонного к софистике популиста.
За неимением достойных политических деятелей, восемьдесят процентов зайцев на выборы не ходили, позволяя оставшимся двадцати решать свою судьбу, а хитрым бестиям оставаться у власти. Среди них царили апатия и безразличие. День, который выпадает один раз в пять лет, они предпочитали проводить за привычными занятиями. Одни уходили в лес запасать впрок трынь-траву, опасаясь её подорожания. Другие вкушали забродившую клюкву, заедая её квашеной капусткой. Третьи слушали лесной эфир, мысленно вступая в ожесточённые дискуссии с осточертевшим Соловьем.
Осенью Тысячелетний Лес был особенно тих, спокоен и прекрасен. Трепетали осины. С дубов-колдунов облетала листва. У поганых болот вставали чьи-то тени и закисала клюква. Оттуда доносились слова разудалой заячьей песни: «…а-а-а н-а-ам всё равно…».
[1] На самом деле черепаха рептилия, а не амфибия. Царство: животные, тип: хордовые, класс: пресмыкающиеся. Но выросший в глубинке Тысячелетнего Леса Медведь этого не знал.
[2] До этого её не раз обсыпали мукой и обливали зелёнкой
[3] В своё время руководство Тысячелетнего Леса обязалось сокращать объёмы производства этого газа и даже поставило подпись под соответствующим протоколом.
